Серебряное блюдечко и наливное яблочко

В русском царстве, в славном государстве жили-были старик да старуха. И было у них три дочери. Старшие – модницы-хороводницы. Губы у них накрашены, сарафаны яркими узорами украшены, на шеях в три ряда алые бусы, золочёные обручи на волосах русых.

Младшая дочка, Машенька – молчунья-скромница. Сарафан у неё серый и простенький, ни бус, ни перстней она не носит. Одно у неё украшенье – русая коса всем на загляденье, длиной по колено.

Старшие дочки, что те квочки – постоянно кудахчат, обо всех судачат. Что ни день – у них праздник или гулянье, а на работу нет ни времени, ни желанья. Попросят их сделать что-то – у них тут же найдутся важные заботы. Ни по дому, ни в огороде не помогают – всё в облаках витают, себя не иначе барынями считают.

А младшая дочь целый день в работе, родителям стареньким помогает с охотой. Она и дрова колет, и воду носит, и избу убирает, и еду готовит. Что ни попросишь – выполняет, и благодарности не ожидает. А старшие сёстры за это её дурочкой считают.

Вот однажды собрался старик на ярмарку, продать зерно. Старшие дочки тут же прибежали, дорогих подарков пожелали:
– Хочу шёлку с узорами, сошью себе сарафан! – кричит одна.

– А мне привези алого бархату, срукоделю богатый кафтан! – перекрикивает другая.

Смотрит отец на Машеньку, а та идёт тихонько с коромыслом, ни о чём не просит. Взяла его жалость:
– Машенька, привезти ткани заморской или какую-нить сладость?

– Уж коли спросил, родненький батюшка, то привези мне наливное яблочко да серебряное блюдечко!

Старшие сёстры как просьбу такую услыхали, так от смеха чуть на землю не упали:
– Ой не могу! – старшая сказала. – Добро бы что путное пожелала! Яблок полно и в нашем саду!

– И на что ей блюдце? – средняя не смолчала. – Цыплят из него поить, или козу в него доить?

– Что вы, сестрички, – улыбнулась Машенька. – Я одной старушке дала кулич, а она мне рассказала, как яблочко по блюдечку катать и какой наговор при этом сказать.

Вернулся старик с ярмарки через три дня – зерно сторговал с выгодой, ездил не зря. Старшим дочкам он вручил шёлк да бархат – ткани так и сияют, блеском солнышко заслоняют. А младшей отдал серебряное блюдечко да наливное яблочко.

Сели старшие себе одёжку шить, стали над Машенькой шутить:
– С таким кафтаном и сарафаном, мы на селе будем первые павы! А наша дурочка будет глядеть на яблочко и блюдечко!

Машенька села тихонько на краю лавочки, покатила яблочко по блюдечку, запела медовым голосочком:
– Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне и города, и поля, покажи мне леса и моря, покажи мне гор высоту и небес красоту, всю родимую Русь-матушку!

Тут же по комнате пошёл хрустальный звон да малиновый перезвон, разлилось волшебное сияние, словно тысяч самоцветов блистание. Катится наливное яблочко да по серебряному блюдечку, открывает взору родные русские просторы: леса бескрайние и горы дальние, реки могучие и стада тучные, города белокаменные и сёла деревянные, пену на морских волнах и травы на густых лугах; идут по дорогам бравые полки, поют в горницах девушки, плывут по морю корабли; солнышко на Русь с улыбкой ласковой взирает, юный месяц ей стихи любовные слагает.

Сёстры с завистью великой на это посмотрели, обменяться с Машенькой немедля захотели:
– Возьми наши кафтаны и сарафаны, бусы и перстни, шубейки и кацавейки. Отдай нам серебряное блюдечко да наливное яблочко!

А Машенька – ни в какую. Каждый вечер с подарком отцовским забавляется, к просторам дальним душою устремляется.

Решили сёстры из дома Машеньку сманить, чтобы с ней по душам поговорить:
– Пошли в лес, любимая сестричка, наберём для матушки с батюшкой грибов, землянички да ежевички!

Машенька тут же согласилась, и пошли они втроём в лес. Сёстры думают, как разговор трудный начать, а Машенька пытается грибов-ягод набрать, но их почти не видать.

Машенька села на пенёчек, достала яблочко с блюдечком, запела медовым голосочком:
– Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне поляны землянички и заросли ежевички, места грибные и к ним тайные тропы лесные!

Раздался хрустальный звон да малиновый перезвон, покатилось наливное яблочко да по серебряному блюдечку. Явило блюдечко поляны землянички и заросли ежевички, показало места грибные и к ним тайные тропы лесные.

Такая зависть сестёр взяла, аж свет белый померк в глазах. Схватили они палку с земли, ударили младшую и убили.
Сёстры Машеньку под берёзкой закопали, а яблочко с блюдечком себе забрали.

Домой они только к вечеру пришли, полные лукошки грибов-ягод принесли:
– Матушка, батюшка, Машенька в лесу потерялась, мы бегали, кричали, а она не отозвалась. Боимся мы, что её медведи или волки задрали. Её лукошко мы в чаще нашли и домой принесли.

– А ну-кась, покатите яблочко по блюдечку, оно нам Машеньку и покажет, – велел отец.

Как ни страшно было сёстрам, а волю отцовскую надо выполнять. Пробовали они яблочко катать – не катится яблочко, не светится блюдечко, не звучит хрустальный звон.

В те дни удрала от пастушка́ овечка в лес. Пошёл он её искать и набрёл на бугорок свежий под берёзкой. На том бугорке росли лазурные незабудки, а в самой серёдке тростник высился.

Срезал пастушок тростник, смастерил дудочку. Только хотел заиграть, а дудочка сама задудела и запела:
– Ты играй, дудочка, играй тростниковая, развей печаль пастушка юного. А меня, молодую, сгубили, за наливное яблочко, да за серебряное блюдечко убили!

Пастушок с дудочкой в село прибежал, всем про чудо лесное рассказал.
Собрались люди, пастушка слушают, да верить ему не спешат. А как пришёл отец Машеньки, взял в руки дудочку, та и заиграла:
– Ты играй, дудочка, играй тростниковая, развей печаль батюшки родного. А меня, молодую, сгубили, за наливное яблочко да за серебряное блюдечко убили!

Закручинился отец. Попросил пастушка показать место, где он дудочку срезал. Пришли они на место – на берёзке соловьи поют жалобно, а бугорок весь лазурными незабудками цветёт. Раскопали бугорок, а в земле Машенька лежит, точно живая – на щеках румянец играет, кожа белая, уста алые, только что не дышит.

Запела-заиграла дудочка:
– Ты играй, дудочка, играй тростниковая. Меня, несчастную, сёстры в лес заманили, меня, молодую, за наливное яблочко и серебряное блюдечко убили! Ты играй, дудочка, играй тростниковая. Добудь, батюшка, ключевой воды из колодца царского!

Тут сёстры старшие чувств не сдержали – на землю упали и вину в злодеянии страшном признали.

Люди сестёр старших в сарае заперли, двери замком железным закрыли накрепко. Машеньку домой отнесли бережно, уложили на постель. А старик поехал в стольный град, к царю-батюшке.

Долго ли, коротко ли старик ехал, а в стольный град к царскому дворцу всё ж приехал. Царь на крыльцо золочёное вышел после обеда. Старик ему всё как есть и поведал.

– Набери ключевой воды из моего колодца, – молвил царь в ответ. – А когда Машенька оживёт, ты её ко мне, с яблочком и блюдечком, привези. И сестёр-злодеек прихвати!

Обрадовался старик, поклонился царю в ноги. Набрал он склянку ключевой воды из царского колодца и домой поскакал. Окропил он Машеньку ключевой водой, она сразу и дышать начала. Открыла девица синие глазки, обняла батюшку с матушкой и заплакала.

Привёз старик дочерей в стольный град, к царскому дворцу. Государь их лично встречает, на крыльце золочёном привечает. Царь как на Машеньку посмотрел, так сердцем к ней навек и прикипел. Глядит, наглядеться не может – очи у Машеньки синие, точно незабудки цвет, а от лица её белого исходит неземной свет. Молвил царь ласково:
– Покажи-ка мне, Машенька, наливное яблочко да серебряное блюдечко.

Покатила Машенька наливное яблочко по серебряному блюдечку, раздался хрустальный звон, малиновый перезвон. И явились пред царским взором бескрайние русские просторы. Увидел он под лазурным небом златоверхие города и деревни с резными крышами. Увидел бравые стрелецкие полки с грозными пушками и суровыми воеводами, увидел быстропенные морские челны под алыми парусами. Объял он взором всю Русь необъятную, небом любимую, богом хранимую.

Царь на блюдечко загляделся, на красоты русские засмотрелся, а Машенька на колени упала, заплакала, руки к нему протянула:
– Царь-батюшка, забери у меня наливное яблочко да серебряное блюдечко, только помилуй сестёр моих старших!

– Блюдечко у тебя из серебра сделано, а сердце – из золота, – молвил царь. – Будь же мне любимой женой, Машенька, а царству русскому – доброй царицей! Сестёр же твоих по просьбе твоей милую.

Согласилась Машенька. Тут же сыграли и свадьбу пышную, удалую да развесёлую – всей Русью гуляли, пили и пировали.

И зажили царь с Машенькой дружно, в любви и согласии.