Горшок

Жили-были в одной деревеньке дед Василий и баба Маланья. И оба были страшно ленивые. Про таких в народе сказывают – мол, лень вперёд них родилась.

Им даже и двери на ночь лень запирать. Это ведь подойти надо, крючок опустить, засов задвинуть. А зачем? Назавтра ведь всё равно отпирать придётся!

Но какими бы ленивыми они ни были, а кушать даже им надобно. И вот сварила однажды баба кашу с маслом. Что за чудесная получилась каша! Наваристая, разваристая – каждое зёрнышко блестит, паром ароматным исходит. Так и манит к столу!

Поели баба с дедом. Ложки да тарелки облизали, а в горшке ещё чуток каши осталось. Они бы и рады доесть, да уж не лезет.
– Ну, я своё дело сделала, – сказала баба. – Еды наварила, тебя накормила. Теперь и ты потрудись чуток – вымой горшок!
– Не мужское дело – горшки мыть! – рассердился дед. – Сама и мой!

Весь день они спорили, кому горшок мыть. А тут и ночка тёмная пришла.
– Кто завтра первый шевельнётся или слово молвит – тому и мыть! – сердито сказал дед и полез на печь.
– Так тому и быть! – зло ответила баба и легла на лавке.

Наступило утречко. Уж бабе надо вставать, птице да скотине корм давать, корову доить и на пастбище гнать. А баба всё лежит, не шелохнётся. И дед молчит, не шевелится, в потолок глядит.

Все соседки коров к стаду на выпас погнали, а Маланьи всё нет.
– Уж не случилось ли чего? – судачат бабы. – Может, со здоровьем что, упаси Господи?

На обратном пути одна соседка решила к бабе с дедом в гости зайти. Смотрит – а дверь-то отперта! Знать, дело нечисто.

Перекрестилась соседка, вошла в избу. Увидела деда на печи и бабу на лавке.
– Маланьюшка, что с тобой? – испугалась соседка, давай трясти Маланью, а та хоть бы слово в ответ, хоть бы пальцем шевельнула. Только глаза таращит куда-то вверх.

– Ой, сглаз, наверное, или порчу навели! – решила соседка и побежала к попу.

Вернулась соседка не одна, а с попом-батюшкой да с честным народом.
– Да, это или порча, или паралич, – заключил поп, осмотрев Василия и Маланью. – Нужен человек, чтобы присматривать за ними.

Все земляки тут же на одинокую бабку Ефросинью указали. У той ни мужа, ни детей, а из хозяйства – кот да курочка.
– Пусть она и остаётся, а у нас забот полон рот! – сказали и тут же стали по домам собираться.

– Не буду я сидеть здесь задаром, – заартачилась Ефросинья. – Коли работу даёте, так и жалование платите!

– Откуда ж я тебе жалованье возьму? – удивился поп. – Разве что из вещей Маланьи тебе что-нибудь сгодится. Ага, вон на крючке кацавейка висит. Бери. А уж когда бабу с дедом похороним, ещё что-нибудь возьмёшь.

А кацавейка уж совсем старая была, латанная-перелатанная.

Согласилась Ефросинья, ведь у неё и такой кацавейки не было. Села она у стола, подпёрла голову рукой и задумалась. Так незаметно и вечер наступил. А баба с дедом всё лежат, не шевелятся.
Ефросинья свечу зажгла и поставила её на стол, возле занавесочки.

Сама же вскорости задремала. И тут чувствует сквозь сон – горит что-то! А это занавеска загорелась от свечки.

Попробовала бабка затушить огонь – только сильнее разгорелось. Побежала она за помощью. Мужики примчались, вынесли бабу с дедом из избы, положили на землю. А те и сейчас молчат, не шевелятся!

И тут наступил мужик случайно бабе Маланье на руку.
– Ах ты окаянный! Чуть мне руку не сломал! – закричала баба.

Все рты от удивления и пораскрывали. Даже про пожар забыли!

Захохотал дед, приподнялся с земли, на бабу палец наставил.
– А что, баба, ты первая слово молвила. Тебе и горшок мыть!

Взглянули они на свою избу – а уж всё почти и догорело. Заплакали Василий и Маланья. А горшок, из-за которого весь спор, стоял себе у печи, хоть и потрескался.
Вот до чего могут довести лень и упрямство!