Сердитая барыня

Жила в одном степном имении барыня Аграфена Евдокимовна. И до чего лютая была! Никому не давала спуску. Придёт бывало к ней деревенский староста по какому-нить делу, а она ему в волосы сразу и вцепится.

– Воруешь, шельмец? – закричит барыня на всю усадьбу. – Знаю я вас, племя злодейское!

А уж простые мужики от неё натерпелись – просто жуть.

В соседних именьях оно ведь как. Если провинился мужик, то барин на него посмотрит строго и велит кучеру: "Ефимка, всыпь стервецу 10 плетей". А свой брат Ефимка только вид делает, что сечёт больно, а сам еле бьёт.

Аграфена же Евдокимовна самолично секла, без всякой жалости. Рука у ней была, прямо скажем, тяжёлая. А провиниться у неё проще простого – попался ей на глаза, уже и виновен.

Однажды вернулся в имение сердитой барыни солдат. Двенадцать лет он царю-батюшке верно отслужил, за храбрость жалован серебряным Георгием*. Хаживал солдат по Европам и Азиям, видывал заморские чудеса – и элефанта**, и Дунай-реку, и даже паровоз!

*Георгиевский крест – орден, высшая награда солдатам и унтер-офицерам за храбрость и доблесть в бою.

**Элефант – слон.

Увидел солдат, какие порядки завела барыня в имении, сказал:
– Не дело мужика без вины сечь. Придётся проучить Аграфену Евдокимовну!

Зашёл солдат к служанкам в людскую*. Те плачут, синяки на лицах прикрывают, в дальний путь собираются.

– Бежать мы задумали, солдат, – поведали служанки, – хуже всё одно не будет.

– Не надо бежать! – сказал солдат. – Я барыню отучу людей мучать. Вы мне только подыграйте.

Долго служанки не раздумывали, сразу и согласились.

*Людская – помещение для прислуги.

Ночью забрался солдат в усадьбу, аккуратно вынес на руках барыню. Положил он её тихонько на телегу и отвёз в город к сапожнику.

Сапожник тот был старинным другом и сослуживцем солдата. Не один пуд соли съели они вместе, во всяких переделках бывали, прикрывали друг другу спины в бою. Сапожник задумку товарища оценил и решил в этом машкараде* поучаствовать.

*Машкарад – маскарад.

Спящую сапожникову жену солдат перевёз в барскую усадьбу. Проснулась сапожница утром – что за дивный дом? Потолки высотой в две сажени, кругом картины деликатные, а перина под ней такая пышная, что утонуть можно!

Не успела сапожница ножку на пол опустить, а уж бегут из людской служанки – одна с большим медным тазом, другая с розовым полотенцем.

Только сапожница умылась-вытерлась, её в халат бархатный одели и к столу под белы ручки отвели. А стол-то каков – загляденье! Скатерка аж хрустит, так накрахмалена, самовар серебряный исходит паром, по золотым тарелочкам разложены пироги всевозможные, пышки сладкие, да конфекты столичные.

Уплетает сапожница угощеньица аж за ушами трещит. И тут заходит к ней староста – бочком да под стеночкой, глаз от пола не поднимает, на барыню и взглянуть боится.

– Тебе чего? – удивилась сапожница.

– Ты уж, матушка, не серчай, – поклонился до земли староста. – Пришёл я к твоей милости испросить, что сегодня делать.

– Чего уж там мудрить. Делайте то же, что и вчера! – сообразила ответить сапожница.

Вышел староста во двор, к мужикам и бабам:
– Братцы, нынче барыня сама не своя – добрая, чуть мёд не течёт!

Жизнь пошла в имении спокойная и весёлая. Крестьяне барыней не нарадуются, на всю округу её расхваливают.

А барыня проснулась в избе сапожника и давай кричать:
– Эй, слуги! Где вы? Ужо я вам покажу – так отдеру, что целый год на лавку не сядете!

Подошёл к ней сапожник.

– Кто таков? – спросила надменно барыня. – Неси сейчас же воду и полотенце! А потом вези меня домой из этого клоповника!

– Ты что ж, баба, очумела? – рассердился сапожник. – Али во сне чего привиделось? Вставай-ка и готовь поесть, оголодал я!

Стала барыня визжать, кулаком грозить, разными карами сапожника стращать, попыталась его ударить даже. Но он не испугался, снял ремень и как следует барыню проучил.

И пошла она, ахая да охая, печь топить, воду носить и еду варить. Началась у барыни семейная жизнь. А чуть что не так – сапожник за ремнём тянется.

Сперва у барыни ничего не получалось – горшки бьёт, еду то недоварит, то пересолит, а за метлу не знает с какого конца и взяться.

А через два месяца, глядишь – стала барыня привыкать: еда вкусная, изба чистая. Сапожник довольный ходит, про ремень и забыл.

Тут-то солдат и понял – пора. Ночью он вернул барыню в усадьбу, а сапожницу – к мужу. Сапожникова жена решила, что сон ей приснился про райскую жизнь. Повздыхала она, поохала, да и зажила по-старому.

А барыня утром раненько проснулась, тихо в людскую пришла, спрашивает у служанок:
– Неужто я в родном доме? А где ж я была, бабоньки?

– Всегда ты здесь и была, матушка, – с поклоном ответили служанки.

С той поры барыня стала добрая и ласковая, зазря не обидит. А уж если кто и вправду провинится, Аграфена Евдокимовна к нему подойдёт и в глаза посмотрит с упрёком. И так совестно мужику делается, что хоть сквозь землю провались. Работают теперь крестьяне не за страх, а за совесть – никому не хочется добрую барыню обидеть.