Благородный разбойник Владимир Дубровский

В N-ой губернии, в имении Покровское, жил богатейший помещик и генерал Кирилл Петрович Троекуров. Это был настоящий старинный барин – деспот, шутник, любитель шумных пиров и удалой охоты. Вокруг него вечно вились нахлебники – мелкие дворяне, искавшие его милости. Они подлизывались к нему, чтобы кормиться с его стола и пользоваться его покровительством. Троекуров водился с ними, но презирал их. Уважал и по-своему любил он только одного человека.

Этим человеком был Андрей Гаврилович Дубровский, старый боевой товарищ Троекурова, герой Отечественной войны 1812-го года. Андрей Гаврилович был бедным, но гордым человеком. Превыше всего он дорожил честью русского офицера и дворянина.

Маленькое имение Дубровского, деревушка Кистенёвка, лежало по соседству с Покровским. В имении текла счастливая, мирная и сонная жизнь. За все годы только один раз случилась здесь беда – пожар. Да и то не пострадал ни один человек, только документы на имение сгорели. Новые же документы Андрей Гаврилович выправить не удосужился. Понадеялся, что они никогда не понадобятся.

Теплым летним днём у Троекурова, как обычно, было шумно и людно. Прибыл и Андрей Гаврилович Дубровский. Троекуров взял Дубровского под руку и отвёл в сторону:
– Слышал я про твоего сына Володьку, что он большой храбрец и отличный офицер. Если будет из него толк – отдам за него свою Машу.

– Нет, Кирилл Петрович. Бедному дворянину лучше жениться на бедной дворяночке и быть главой в доме, чем сделаться приказчиком избалованной бабёнки.

– Ну и упрям ты, братец, – вздохнул Троекуров.

Сын Дубровского Владимир с семи лет не бывал в родном доме и не видел отца. Владимир жил в Петербурге, служил в элитном гвардейском полку и был на отличном счету у командования. Двадцатитрёхлетнему Дубровскому прочили блестящую карьеру.

Маша Троекурова, дочь Кирилла Петровича, всю жизнь прожила в Покровском. Несмотря на это, она получила хорошее образование, свободно изъяснялась по-французски. Маша была полной противоположностью отцу – скромная, воспитанная, честная и набожная. Троекурова была завидной невестой не только благодаря отцовскому богатству, но и благодаря собственной замечательной красоте.

Что ж, брак Маши и Владимира не состоялся, но Кирилл Петрович не слишком-то и расстроился. Троекуров познакомил Дубровского с их новым соседом – князем Верейским. Этот человек большую часть жизни прожил за границей. Он был не очень умён, но сказочно богат. Троекуров считал его ровней и никогда не шутил над ним.

Троекуров показал Верейскому свою усадьбу. Особенно же хвастал псарней:
– У меня 500 борзых и 500 гончих! Такой охоты, как у меня, ни у кого не бывает!

Верейский не был охотником, поэтому не оценил псарню по достоинству. Прихлебатели же расхваливали псарню на все лады. А Дубровский сидел в одиночестве и молчал.
– А ты чего смурной? – спросил у друга Троекуров. – Или не нравится псарня?
– Псарня чудная. Вряд ли людям твоим такое же житьё, как твоим собакам, – ответил Андрей Гаврилович.

Жестокость и своенравие Троекурова были всем известны. Он зверски наказывал провинившихся крепостных* – мог и до смерти засечь. И в то же время других крепостных – своих любимчиков – он осыпал милостями. Он одевал их в дорогую одежду, задаривал деньгами, прощал их шалости. Один из таких любимчиков, псарь Парамошка, ехидно заявил Андрею Гавриловичу:
– Мы на житьё не жалуемся. А иному дворянину не худо было бы променять свою усадьбу на здешнюю конуру. Было бы и сытнее, и теплее.
*Крепостные – крестьяне, которые принадлежат помещику. Помещик может судить их по своему усмотрению, может продать их другому помещику. В общем, крепостные – это собственность помещика.

Эти слова страшно рассердили Дубровского. Все затихли, ждали, что скажет Троекуров. Если бы Кирилл Петрович наказал Парамошку, на этом бы всё и закончилось. Но Троекуров рассмеялся. Рассмеялись и прихлебатели. Получилось, что к Дубровскому проявили вопиющее неуважение, выставили его шутом и нищим, которому самое место в собачьей конуре. Андрей Гаврилович незаметно уехал домой.

Узнав об отъезде Дубровского, Троекуров осерчал. И послал за ним слугу:
– Передай Андрею Гавриловичу, что если он не приедет к обеду, то мы с ним навсегда поссоримся!

Слуга не привёз Андрея Гавриловича, но привёз письмо от него. Троекуров велел прочесть письмо. Дубровский писал, что не приедет в Покровское, пока Кирилл Петрович не пришлёт ему Парамошку с повинной. Ибо негоже холопу шутить над старинным дворянином. А уж наказать Парамошку или помиловать – Дубровский сам решит.
– Что? – разгневался Кирилл Петрович. – Наказывать моих холопов? Да понимает ли он, против кого идёт?

Троекуров думал, как бы наказать Андрея Гавриловича. Он поделился своими мыслями со Спицыным, одним из своих прихлебателей. Именно Спицын давным-давно продал Кистенёвку Дубровскому.
– У Дубровского сгорели документы на имение, так что вы можете подать на него в суд, что он незаконно владеет Кистенёвкой, – подсказал Спицын.

Кирилл Петрович так и сделал – подал на Дубровского в суд. Он хотел, чтобы Кистенёвку забрали у Андрея Гавриловича и передали ему. У Троекурова были отличные шансы выиграть дело. К тому же молодой заседатель суда Шабашкин был одним из прихлебателей Троекурова. Шабашкин был готов на всё, чтобы заслужить милость Кирилла Петровича.

На суде Спицын дал письменные показания, что не продавал Кистенёвку Андрею Гавриловичу. По словам Спицына получалось, что Дубровский владел имением незаконно. А у Андрея Гавриловича не было документов, чтобы доказать, что он – законный владелец.

Так и вышло, что суд решил дело в пользу Кирилла Петровича:
– Имение Кистенёвка у Дубровского изъять и передать Троекурову! – зачитал судебный чиновник.

Шабашкин подобострастно, с поклоном подал Кириллу Петровичу документ о решении суда. Заседатель даже засунул себе в нос перо, чтобы насмешить Троекурова:
– Извольте, выше превосходительство, подписать!

Троекуров рассмеялся и подписал. Он был очень доволен, что ему удалось отомстить Дубровскому. Прихлебатели, стоявшие рядом, тоже смеялись.

Шабашкин и Дубровскому протянул документ на подпись. Протянул без всякого уважения, даже высокомерно.
– Кого судите, героя войны судите? – воскликнул Дубровский, не сдержав чувств. – Над кем смеётесь, над русским офицером, над служилым человеком смеётесь?
– Можно подумать, что мы не служим Отечеству, – с едкой усмешкой заявил Шабашкин.
Дубровский в ответ схватил его за ухо и закричал:
– Прочь! Хамово племя!

Шабашкин тут же вызвал солдат. Те втроем еле-еле скрутили Андрея Гавриловича. И увели его из зала суда.

Не вынеся унижения, старик Дубровский слёг в постель. Алина Егоровна, нянька Владимира Андреевича, присматривала за барином. Она же написала молодому Дубровскому в Петербург: "Приезжай к нам, Владимир свет Андреевич. Батюшка совсем плох. А земский суд хочет нашу деревню отдать Троекурову. Защити нас, сирых и убогих".

Получив письмо, Владимир Дубровский тут же выхлопотал отпуск в полку и отправился в деревню.

Молодой и старый Дубровский горячо обнялись. Владимира поразило, как постарел и ослабел отец. Сын не выезжал из имения, чтобы быть рядом с отцом. А тому становилось всё хуже. Из-за этого Владимир так и не успел подготовить и подать апелляцию в суд, чтобы решение пересмотрели. Кистенёвка окончательно перешла в собственность Троекурова.

Кирилл Петрович узнал об этом. Он думал, что победа над Дубровским обрадует его, но вышло иначе. Троекурова сильно мучила совесть, ведь его единственный друг тяжело заболел по его вине. Кирилл Петрович потерял аппетит, перестал охотиться. Всё время сидел в доме и размышлял, что делать.

После долгих размышлений Троекуров решил вернуть Кистенёвку товарищу и помириться с ним. Это решение воодушевило Кирилла Петровича, вернуло ему бодрость духа. Он сел в бричку и поехал к Дубровскому.

Андрей Гаврилович сидел у окна. Он увидел подъезжающего Троекурова и с ним случился очередной приступ.

Владимир бросился к отцу, поддержал его, чтобы тот не упал.
– Скажи ему, чтобы шёл вон, – слабым голосом приказал старый Дубровский сыну.
– Но ведь он генерал, батюшка, – возразил Владимир.
– А я отец! Исполняй, Володька, что я говорю. – промолвил Андрей Гаврилович. – Троекуров – супостат, прогони его. Не в силе Бог, а в правде.

Владимир отправил слугу Гришку. Тот вышел на крыльцо и сказал Троекурову:
– Не серчайте, Кирилл Петрович, велено вас гнать со двора.
– Что? Да ты знаешь, пёс, с кем говоришь?
– Знаю, как не знать. Но барин приказал – надо исполнять. Идите-ка подобру-поздорову.

– Ну я вам покажу! – разгневался Троекуров и уехал прочь.

Вскоре после этого Андрей Гаврилович умер. Его похоронили на деревенском кладбище возле церкви, и оплакали всей деревней.

Тем же вечером в Кистенёвку приехали чиновники из окружного суда. Они собрали всех крестьян возле барского дома.
– Крепостные! – объявил исправник*. – Отныне вы принадлежите Кириллу Петровичу Троекурову. А его управляющим в Кистенёвке будет заседатель суда Шабашкин!

*Исправник – полицейский.

– Кто ты такой? – возмутились кузнец Архип и дворовой слуга Гришка. – Мы тебя не знаем! Всю жизнь нашими барями были Дубровские, и других мы не хотим. Долой!
Крестьяне начали наступать на чиновников.

– Бунт, бунт! – кричал перепуганный больше всех Шабашкин.
Чиновники заперлись в доме.

Неожиданно для крепостных на сторону приезжих чиновников встал Дубровский.
– Архип, Гришка, и все остальные, вы только хуже нам делаете. Идите по домам. Я верну имение через суд, по закону.

Дубровский выпустил чиновников из дома и сказал им, что никто их не тронет – они могут ехать. Но чиновники уезжать отказались. Заявили Дубровскому, что теперь это их дом, а не его. И пригрозили, что накажут бунтовщиков по всей строгости закона. Дубровскому они велели собирать вещи и катиться на все четыре стороны. А сами устроили пир – достали из погреба лучшие вина, которые Андрей Гаврилович берёг для свадьбы сына.

Долго думал той ночью Владимир Андреевич Дубровский. Молился Богу, и думал. Он был сыном своего отца, а потому был гордым, и не мог снести оскорбление чести, не мог простить неуважение. Когда чиновники перепились и уснули, Дубровский обложил отчий дом соломой. Решил – лучше пусть усадьба сгорит, чем достанется Троекурову и Шабашкину.
– Архип, иди открой дверь в переднюю. Чтобы они убежать могли, – приказал Владимир перед тем, как поджечь дом.

Архип вошёл в дом.
– Как же, сбегут они у меня, – проворчал он и закрыл дверь на засов.

Дубровский поджёг солому, и деревянный дом загорелся быстро и легко, словно свечка. Зарево пожара было видно по всей округе. Чиновники сгорели вместе с домом.

Так Владимир Дубровский стал вне закона. Он не придумал ничего лучше, чем податься в разбойники со своими мужиками.
– Бунт дело Божье! – кричали мужики. – Кститесь, ребятушки, кститесь!

Банда Дубровского наводила ужас на всех окрестных взяточников, казнокрадов, лжецов и прочих, кто нажил богатство нечестным путём. Честных людей разбойники не трогали.

Не трогали почему-то и владения Троекурова. Тот решил, что Дубровский его просто боится. И постоянно хвастал этим перед всеми.

Однажды Дубровский со своими людьми заехал на постоялый двор. Там уже несколько часов ждал лошадей некий француз.
– Меня зовут Дефорж, я нанялся гувернёром к Троекурову. Знаю, что он засёк до смерти уже двух учителей. Но ничего не поделаешь – он платит 3000 рублей в год, а мне очень нужны деньги. Вдруг мне повезёт и я останусь жив? – рассказал о себе француз.

Дубровский спросил у француза, знает ли кто-то у Троекуровых его в лицо. Оказалось, что нет.
– Я заплачу вам 10000 рублей прямо сейчас, если вы отдадите мне свои документы и одежду. Езжайте в Париж и никогда не возвращайтесь в Россию, – предложил Дубровский.
– О, воистину, Россия – страна чудес! – воскликнул Дефорж и принял предложение.

Дефорж и Дубровский разъехались в разные стороны.
– Знаешь, кто это был? – спросил смотритель постоялого двора у своей жены. – Сам Дубровский!
– Неужто сам Дубровский? – изумилась жена. – Чего ж ты мне сразу не сказал? Я хоть бы разглядела, каков он!

Люди в округе справедливо считали Дубровского благородным разбойником, вроде Робина Гуда.

Владимир прекрасно говорил по-французски, поэтому ему было легко выдать себя за Дефоржа. Он приехал в Покровское и вручил Троекурову документы.
– Ну что ж, – сказал Кирилл Петрович, – по бумагам всё в порядке, хвалят тебя. Вот только молод больно. Гляди, за моими девушками не волочись, иначе накажу. Маша, переведи ему!

Дубровский увидел Машу, стоящую у окна. Перед ним была красивая, изысканно одетая молоденькая девушка. На Владимира нахлынули воспоминания...

...Маленький Володенька и маленькая Машенька бегут по лужайке. Они запускают воздушного змея и безудержно смеются. Они по-настоящему счастливы, как могут быть счастливы только дети...

...И вдруг на них нападает большая злая собака. Машенька прижимается к Володеньке, а он прикрывает её собой.
– Не бойся, я с тобой, не бойся! – Володенька смело прогоняет собаку.

Дубровского поселили во флигеле для слуг. Не успел он толком обустроиться, как вошли лакеи Троекурова и куда-то его повели. Лакеи затолкнули Владимира в какую-то комнату в подвале. И закрыли за ним дверь.

Дубровский оказался наедине с огромным злым медведем. Медведь встал на задние лапы, зарычал и пошёл на незваного гостя.

Верейский, Троекуров и прихлебатели смотрели на всё это через окно под потолком, ждали потехи. На самом деле медведь был на цепи, которую держали слуги. Так что Дубровскому ничего не грозило. Но он-то об этом не знал!
Троекуров шутил так над всеми новичками в своём доме.

Но в этот раз шутка не удалась. Дубровский достал пистолет и бесстрашно застрелил медведя в упор.

– Ай да месье, не струсил, – поразился Троекуров, когда к нему подвели Дубровского. – Вот это молодец, браво! Мишку только жаль.

Обязанностью Дубровского было учить Сашеньку – младшего брата Маши.

Дубровский рассказывал Сашеньке про Древний Рим и другие страны, про Александра Македонского и прочих великих людей. Говорили они только по-французски. Ибо в те времена человека не считали образованным, если он не знал французский.

А после обеда Сашенька, Маша и Дубровский делали что-нибудь весёлое и интересное. Например, запускали змея.

Или играли на пианино. Дубровский всё сильнее сближался с Машей Троекуровой. Она ему всё больше нравилась. Маша была совсем непохожа на отца – честная, скромная, весёлая.

Однажды за ужином у Троекурова речь зашла о Дубровском. Новый исправник зачитал всем описание разбойника:
– 23 года, рост средний, лицом чист, бороду бреет, глаза серые, волосы тёмные. Особых примет нет.

– Тоже мне, описание, – фыркнул Троекуров. – Под него полгубернии подходит. Говорят, что этот Дубровский лихой парень. Я хочу встретиться с ним лично – завтра в полдень на развалинах барского дома в Кистенёвке. Мои слуги сей же час передадут это кистенёвскому старосте, а он доложит Дубровскому. С собой я возьму только Дефоржа. Если у него кишка не тонка.

У Дефоржа, то есть Дубровского, кишка была не тонка. На следующий день они с Кириллом Петровичем поехали в Кистенёвку. Думая, что гувернёр не знает русского, Троекуров рассказывал:
– Старик Дубровский был настоящий боевой офицер, удалец. Гол, да сокол. Никого я не знал храбрее его. Видно, сын пошёл в отца.

Само собой, разбойники на встречу не явились. Троекуров помолился на развалинах за душу своего единственного друга. А Дубровский сидел на коне и смотрел на это.

Когда они вернулись в Покровское, Сашенька и Маша обступили Дубровского, поздравляли его с удачным завершением дела. Троекуров подошёл к нему, хотел потрепать по щеке, но Дубровский отклонился.
– Не забывайся! – пригрозил Кирилл Петрович и всё-таки похлопал гувернёра по щеке. – Ты всего лишь мой слуга, а я твой барин и благодетель.

Дубровскому было больно, что Маша видит его в таком униженном положении. Когда все отошли, он решил открыться ей:
– На самом деле я русский дворянин. Я тот, кого ваш отец прогнал из дома, лишил куска хлеба и сделал разбойником. Я пришёл сюда, чтобы всё разведать, а потом ограбить и сжечь. Но я встретил вас и всё изменилось.

Дубровский увлёк изумлённую Марью Кирилловну под лестницу.
– Но кто же вы? – спросила она.

– Я Дубровский. Прошу вас, не выдавайте меня! Я не причиню вреда ни вам, ни вашей семье! Этот дом священен для меня, вы исцелили моё сердце от злобы и мести. Я должен был открыться вам, чтобы вы не презирали и не проклинали меня!

Их перебил князь Верейский:
– Маша, идёмте со мной.

– Разве вы не видите, что я беседую? – спросила Троекурова.

– Он всего лишь слуга, – отмахнулся князь, – так что это неважно. Идёмте же!

Дубровский отпустил Машу, чтобы не выдать себя.

После обеда в комнату Дубровского ввалился пьяный Спицын.
– Я у тебя посплю, а ты меня посторожи. Ты парень надёжный, хоть и не говоришь по-русски. Я провернул одно дельце и у меня полно денег, а по округе шастают разбойники. Так что будь добр, охраняй меня, пока я сплю, а я тебе потом заплачу.

Он завалился на кровать и тут же захрапел.

Владимир знал, что именно благодаря лжи Спицына Дубровские лишились имения. Он растолкал Спицына, приставил к его лицу пистолет, обыскал его и нашёл кошель с огромной суммой денег.
– Отдайте! Отдайте! – умолял не до конца проснувшийся Спицын. – Честным потом заработал, ей-Богу! Отдайте!

– Не искушайте судьбу, ничтожный вы человек! – грозно сказал Дубровский. – Я посажу вас в карету и вы покинете Покровское. И никому не слова!

Спицын пообещал, что не расскажет о Дубровском, но сразу же доложил исправнику. Владимиру пришлось срочно покинуть Покровское, но он не мог уйти, не поговорив с Машей.
– Пообещайте мне, что если вас постигнет беда и помощи ждать будет неоткуда, то вы обратитесь за помощью ко мне! – сказал он девушке.

Рядом раздался шум – слуги рыскали с факелами по саду, искали разбойников.
– Обещаю, – ответила Маша после недолгого колебания.

Исправник приехал к Троекурову и рассказал о том, что Дефорж – это Дубровский.
– Не отдам француза, пока сам не разберусь. А пока нужно ускорить одно дело касаемо Маши, – сказал Кирилл Петрович.

Маша сидела у окна, и вдруг кто-то забросил ей записку. Не успела она прочитать, как её вызвали к отцу. Там же был и князь Верейский.
– Вот дочка, радуйся! Князь Верейский сватает тебя! – торжественно произнёс Кирилл Петрович.
– Марья Кирилловна, вы согласны сделать моё счастье? – спросил князь.
Вместо ответа Маша расплакалась, и Троекуров отправил её прочь.

– Ничего, – сказал Кирилл Петрович Верейскому. – Они всегда плачут при помолвке. Так у них заведено.

Маша убежала в свою комнату, рухнула на кровать и разревелась как ребёнок. А потом вспомнила про записку и прочла её. Записка была от Дубровского – он просил Машу встретиться на их месте вечером в лесу. Настроение у Маши сразу улучшилось и она помчалась на место встречи.

Вскоре прискакал и Владимир, он уже знал о помолвке:
– Вспомните ваше обещание, Марья Кирилловна, что вы обратитесь ко мне за помощью.
– У меня нет выхода, поэтому я принимаю ваше покровительство, – ответила Маша. – Но ни в коем случае не убивайте князя. Я попробую уговорить отца. А если ничего не получится, то явитесь за мной и я стану вашей женой!

Дубровский пообещал, что не убьёт князя и не причинит ему вреда. Владимир снял с пальца кольцо и дал его Маше:
– Если ваш отец не послушает вас, то бросьте кольцо в дупло этого старого дуба. Я буду знать, что делать, и немедленно приду за вами!

Дома Маша упала отцу в ноги, пытаясь отговорить его:
– Пожалуйста, папенька, не выдавайте меня за нелюбимого старика!
– Что за глупости? – удивился Кирилл Петрович. – Любимый-нелюбимый – какое это имеет значение? У него 3000 душ, на три окрестных губернии другого такого жениха не сыщешь! Повзрослеешь, скажешь мне спасибо. И прекрати плакать, это тебе не поможет!

Маша вытерла слёзы и собрала волю в кулак.
– Раз вы не хотите защитить меня от несчастной судьбы, я найду себе другого защитника! – решительно заявила она отцу.

– И кого же? – с усмешкой спросил Троекуров.

– Дубровского!

Усмешка сошла с лица Кирилла Петровича.

– Вон оно что, – понял Троекуров, – у вас с ним любовь. Тогда вот тебе мой ответ – завтра же выйдешь за князя. А до тех пор будешь в комнате сидеть, взаперти!

Всем домашним запретили входить к Маше и говорить с ней. Только Сашенька не послушался.
– Сестрица, может, тебе что-то нужно? – крикнул он со двора.

– Сашенька, милый мой брат! Кинь это кольцо в дупло старого дуба! – ответила Маша и бросила брату заветное кольцо.

Сашенька положил кольцо в дупло...

...И спрятался рядом, чтобы увидеть, что будет дальше. Не успел он устроиться поудобнее, как деревенский мальчишка выпрыгнул из-за дерева и достал кольцо. Мальчишка был посыльным у Дубровского, но Сашенька этого не знал.

Поэтому юный Троекуров набросился на мальчишку.
– А ну отдай, вор! Это кольцо моей сестры!

Никто из ребят не собирался уступать кольцо. Завязалась нешуточная драка.

На шум прибежал слуга Троекуровых. Он крепко схватил мальчишку и повёл его к барину.

– Ну, – грозно сказал Кирилл Петрович. – Что за шум?
– Он Машино кольцо украл, – сказал Сашенька и только потом понял, что этим он выдал Машу, но было уже поздно.
– Расскажи мне всё, – приказал Кирилл Петрович сыну. – Иначе я засеку этого мальчишку до смерти!

Сашенька пожалел крестьянского парнишку и всё рассказал отцу. Так юный Троекуров невольно расстроил планы сестры и Дубровского.

На следующее утро Машу нарядили в свадебное платье.
– Ой, какая у нас барыня красивая! – приговаривали служанки.

Троекуров зашёл за дочерью.
– Папенька, ну пожалуйста, пощадите меня! – Маша упала на колени и горько зарыдала, в последний раз пытаясь отговорить отца.
– Пустое, – Троекуров был непреклонен. – Поехали, нас ждёт жених.

Князь Верейский, одетый во свадебный фрак, встретил их под церковью. Старый жених взял под руку молодую невесту и повёл её в церковь под венец.

Даже поднимаясь по ступенькам в церковь, Маша ждала, что прискачет Дубровский и освободит её. Но он так и не появился. Священник объявил Машу и Верейского мужем и женой.

На пути домой свадебную карету охраняли вооружённые слуги Троекурова на лошадях.

Но это не остановило Дубровского. Он со своими разбойниками догнал карету в лесу. Слуги Троекурова либо были убиты, либо разбежались.

– Вы свободны, Марья Кирилловна, идёмте со мной! – с надеждой воскликнул Дубровский, открыв дверь кареты.

Верейский тут же выстрелил в соперника и попал ему в плечо. Рана была не очень серьёзной – Дубровский пошатнулся, но не упал.

Куда больнее Владимира ранил ответ Маши.
– Поздно, Владимир Андреевич, – сказала девушка, по её щеке потекла слеза. – Я ждала вас до последнего момента, но вы не пришли. Теперь я княгиня Верейская, я дала клятву в церкви перед Богом. Отпустите нас!

Опоздал! Дубровский почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он чуть не потерял сознание, разбойники едва успели подхватить его.
– Отпустите их, – сдавленно приказал Владимир своим людям. – Чтобы и волос с головы не упал.

Дубровский распустил шайку. Какое-то время Архип и другие мужики разбойничали сами. Но их быстро поймали. Куда делся Дубровский – никто не знает. Многие говорили, что он уехал за границу со всеми деньгами, которые награбил.
Через несколько лет его имя было напрочь забыто в родных краях.