Таврия ч.1-я

Северное Причерноморье на физической карте

В древности этот край был невероятно богат всевозможной живностью. Реки и моря едва не бурлили от вкусной, жирной рыбы. Много было и великанов белуг, чья чёрная икра считается самой вкусной в мире.

Мелкого же зверья – зайцев, лис, фазанов, перепелов и вовсе было не сосчитать.

Фазан обыкновенный, самец (слева) и самка (справа)

Столь благодатная земля не могла не привлечь людей. На протяжении тысяч лет владычествовали здесь разные кочевые народы – киммерийцы, скифы, тавры (в их честь регион также называют Таврией), сарматы, гунны, авары, печенеги, половцы, татары. Были и до них племена, от которых не осталось даже имени.

Скифская конница

Славяне, жившие к северу, мечтали об этих краях не столько ради дичи и рыбы, сколько ради земли. Почва здесь чёрная и жирная, точно нефть – воткни старый посох, он непременно прорастёт и зацветёт. Ещё со времён Киевской Руси стремились русские люди овладеть степью.

Украинский чернозём

Большинство же крестьян были очень бедными. Часто они теряли за долги свои и без того мелкие земельные наделы. Чтобы не умереть с голоду, бедняки подавались в батраки. Они понимали, что всё это несправедливо, что общество устроено неправильно. Злость их копилась, и рано или поздно это должно было кончиться взрывом.

А пока батраки, как обычно, нанимались на сезонные работы – с мая по сентябрь.

Самая большая ярмарка батраков была в Каховке – небольшом городке Таврической губернии. Ныне этот город относится к Херсонской области Украины. Сюда сходились батраки из ближних и дальних мест – из Полтавы и Киева, Курска и Чернигова, Орла и Могилёва, и много ещё откуда. К концу 19-го века на каховскую ярмарку батраков собиралось до 40000 человек! Многие называли это место невольничьим рынком, и они были недалеки от истины.

Каховка, паровая мельница Панкеевых, 1905-1910 г.

Шла красавица Ганна и её дядья Они́кий (первый слева) и Леонтий (в соломенной шляпе) – мужики бывалые, но не очень трудолюбивые. Они всегда избегали тяжёлой работы и искали каких-нибудь лёгких путей. И Ганну учили тому же. Девушка даже в жару не открывала своё прекрасное белое лицо, чтобы солнечные лучи не нарушили её красоту. Всякий, кто видел её, замирал на мгновение, и говорил про себя: "Да, этой красотке не место среди батрачек. Родиться бы ей панной – к её ногам падали бы князья и купцы-миллионщики".
Рядом с ними шёл Прошка (в синей рубахе), тайный поклонник Ганны.

Шёл Леонид Бронников – бывший матрос, а ныне слесарь, революционер, член стачечного комитета. Он шёл по заданию – просвещать и агитировать батрацкие массы, готовить почву для будущей революции.

Шли Нестор (слева) и Мокеич (справа) – атаманы батраков. Это были честные атаманы, а потому в их ватаги вступали даже незнакомые люди. Главная обязанность атамана – договориться с нанимателем за высокую цену и на хороших условиях.

А вот сами наниматели обычно имели другие планы. Они хотели нанять людей подешевле, чтобы те побольше работали и поменьше ели. Приказчики, управляющие, мелкие паны со всей округи наперегонки мчали в Каховку. Приказчик Савва Гарку́ша немилосердно хлестал коня и вырвался вперёд. У отца Саввы был хутор, поэтому он мог бы и не трудиться приказчиком. Но Гаркуша тоже был революционером своего рода, только он мечтал разделить земли помещиков не на всех, а на избранных – кулаков, то есть крестьян-богачей. Он тоже готовил почву для будущего восстания.

В начале мая в этих краях бывает уже жуткая жара. Батраки шли по местам безводным, где на десятки вёрст ни одного ручейка.

– Ой, как пить хочется, – пожаловался Данько. – Хоть бы лужа.

Сзади них шёл Леонид:
– Хлопец, как тебя зовут?

– Данько!

– На, пей.

Бронников протянул пареньку флягу. Данько не ожидал, что там кислый квас, скривился.

– Ничего, зато жажду утоляет будь здоров, – рассмеялся матрос.

Бронников и Вусте протянул флягу, но та отказалась. Вустя с первого взгляда приглянулась Леониду. И матрос тоже понравился Вусте, но она была скромной и благовоспитанной девушкой, а потому не подала виду.

На закате батраки устраивались на ночлег. Леонид принёс сена, чтобы спать было мягче, но Вустя и от этого отказалась. Данько достал сало, поделился с сестрой, предложил кусочек и матросу.
– Спасибо, но у меня своё сало есть, – ответил Бронников.
– Так мы твоё завтра съедим, бери.

Матрос рассмеялся, взял предложенный кусочек и целиком положил его в рот.

– Эй ты, кто так сало ест? – возмутился Данько. – Так и целого кабана не хватит! Вот как надо.

Паренёк потёр сало о кусок чёрного хлеба, чтобы тот хорошенько пропитался. Потом он с аппетитом съел хлеб, а сало отложил на потом.

– Вижу, что мудрость твоя не от хорошей жизни, – вздохнул матрос.

– Чего? – не понял Данько.

– Говорю, спать пора.

Перед сном Бронников снял рубаху, и Данько обратил внимание на его тельняшку.– Ты что – матрос? – удивился паренёк.– Как видишь.– А в торбе что квадратное – сундук?– Гармонь. Сыграть?Матрос заиграл спокойную грустную мелодию, стал расспрашивать новых знакомых – откуда они, где их родители. Вустя вспомнила, как сельский староста убил их отца...

Злодей привязал отца Вусти и Даньки к ветряной мельнице. Староста думал, что революционер откажется от своих идей, попросит пощады, но тот был стойким человеком. Он вытерпел муки до самого конца, ещё и насмехался над мучителями...

По лицу девушки потекла одинокая горькая слеза...

Повсюду, сколько хватало глаз, спали батраки. Они не имели палаток, им не из чего было сделать шалаши. Спали под открытым небом, прямо на траве. Благо, ночь выдалась тёплая и сухая.

Гаркуша и другие приказчики приехали в Каховку раньше батраков. Чтобы скоротать время, они гуляли в кабаке. Хозяином кабака был крёстный Гаркуши.

– Здравствуй, Савва Кириллыч, – сказал кабатчик. – На ярмарку за батрачками?

– Да. Думаю набрать 800 для фрау Фа́льцфе́йнихи, да для отца на хутор сотню. Только удастся ли дешёвеньких?

– Да тут этого мусора столько нанесло – берега не видно! Никогда столько не было. Ты обязательно договорись о единой цене. А батрацких атаманов посылай ко мне – напоим-накормим, пригреем. А там уж они знают, что делать.

Гаркуша оценил идею насчёт единой цены. Он вскочил на стол, призвал к тишине:
– Господа-хлопцы, сегодня пьём, а завтра что делать?
– Батраков нанимать, что ещё? – удивился один приказчик.
– А по какой цене, я вас спрашиваю? Которую предложат всякие там антихристы и революционеры? Нет! Наши единые условия – вода, еда и 2 гривны (*гривна, гривенник = 10 копеек) в день, – Гаркуша показал два пальца.

Приказчики затряслись от хохота:
– Добавь ещё палец, чтобы получилась дуля!

Гаркуша скрутил дулю и все заорали:
– Савва! Слава Савве!

Батраков в том году действительно было видимо-невидимо. Они густо облепили берега Днепра.

У самой воды вспыхнула драка – недовольные батраки избивали какого-то человека.

Мокеич и Нестор бросились в толпу, кое-как успокоили людей.

– Кого бьёте? – спросил Нестор.

– Своего атамана!

– За что?

– Он продал нас за водку!

– Яга, ясно. Ну какая же польза бить пьяного? – спросил Мокеич. – Его нужно вытрезвить, а уж потом бить!

Люди так и сделали – кинули атамана в Днепр, а уж потом проучили как следует.

Вустя и Ганна сказали Мокеичу и Нестору:
– Смотрите, дядька Нестор, не пропейте нас, а то и с вами будет то же самое!

Нестор и Мокеич отправились на сход атаманов.

Данько достал из своей соломенной шляпы монету, сказал Вусте:
– Вот полтинник, который мне мама дала на счастье. Не побежать ли мне на базар? Говорят, тут вкуснейшие бублики!

– Это же монета на счастье! – возразила сестра.

– А разве это не счастье – скушать вкусный бублик?

– Ну беги! – рассмеялась Вустя.

Данько уже уходил, но Вустя остановила его:
– Погоди, а ты не видал матроса?

– Он туда пошёл, к пароходикам. А что?

– Да так, ничего, иди.

Сроду не бывал Данько на таком пышном базаре! Тут тебе и клоуны, и оркестр, и верте́п (*кукольный театр), и аттракционы, и прочие забавы.

Больше всего Да́ньке понравилась игра в рулетку. Он увидел, как счастливчик выиграл немалые деньги, и тоже сделал ставку, свой полтинник. Полтинник оказался по-настоящему счастливым – Данько выиграл три раза подряд. Он и в четвёртый раз хотел поставить, но хозяин рулетки прогнал его, не любил он таких везунчиков.

В итоге у Даньки оказалась целая при́горшня мелочи. Он пересчитывал деньги и вдруг увидел, как за ним наблюдает незнакомый паренёк в одежде гимназиста.

– Чё смотришь? насторожился Данько. – Тоже выиграть хочешь? Так иди играй!

– Я уже всё проиграл, – тяжко вздохнул паренёк.

Даньке стало любопытно:
– А что за кокарда (*жестяной значок на фуражке) у тебя?
– Учился в земской сельскохозяйственной школе. Выгнали.
– За что?
Паренёк промолчал.
– Ладно, пойдём пообедаем. Может, я и твои деньги выиграл! – предложил, смеясь, Данько.
И ребята, обнявшись словно старые друзья, пошли на продовольственные ряды.

Они наелись от пуза, потом пошли кататься на карусели. Паренёк рассказал Даньке о себе. Его звали Валериком. Родители Валерика погибли, утонули в море. Из школы его выгнали за революционные взгляды и участие в забастовках. А теперь он шёл наниматься в батраки, чтобы с голоду не помереть. Данько разрешил Валерику присоединиться к их ватаге.

Тем временем, полицейские разогнали сход атаманов из-за того, что там велись революционные разговоры.

Руководил полицейскими жандарм Цыбу́ля.

Цыбуля схватил зачинщиков, среди них были Леонид Бронников и Ольга Ивановна.

– Лёня! – взволнованно закричала из толпы Вустя.

Матрос обернулся, узнал Вустю. Приятно, что она переживает за него!

Арестованных повели на пароход, чтобы позже отвезти их в Херсон.

Ольга Ивановна обернулась, воззвала к народу:
– На Лене нас расстреливают, в Каховке нами торгуют! До каких пор это будет?

Она ещё много хотела сказать правильных слов, но полицейский закрыл ей рот.

На пристани начались волнения, поэтому жандармы велели капитану парохода немедленно отчалить.

Бронникова и Ольгу Ивановну связали и бросили на палубе.

– Ольга Ивановна, – тихо сказал матрос. – Мне удалось освободить руки. Я развяжу вас, и мы сбежим.

– Я не умею плавать, – ответила Ольга Ивановна. – Бегите один. Постарайтесь попасть в Асканию, там ждёт мастер Килиге́й.

Матрос попросился по малой нужде, и Цыбуля отвёл его на корму. Бронников ударил жандарма, спрыгнул в реку и уплыл. Цыбуля стрелял вдогонку, но не попал.

Революционные разговоры на сходе атаманов своё дело сделали – приказчики поняли, что за две гривны работать никто не станет. Их планы нанять батраков по единой цене провалились. Один за другим они начали повышать цены. Гаркуша даже побил другого приказчика – Карпо!

Гаркуша торговался о цене с Нестором и Мокеичем.
– Да вы знаете, с кем имеете дело? – важничал приказчик. – Фа́льцфе́йниха – королева степей, а её имение – рай в пустыне! Свежая вода, парки, тенистые липы!
– Ты нам липами головы не забивай, – ответил Мокеич. – Ярмо оно и в раю, и в пекле – ярмо.
– А за 3 гривны в день пусть твоя Фальцфейка сама ноги о стерно колет! – добавил Нестор.

Гаркуше было некуда деваться. Если он не приведёт 800 человек Софье Фа́льцфе́йн, то у него самого будут крупные неприятности!

– Ладно, даю 5 гривен, – махнул рукой Гаркуша. – Но с условием – отбираю здоровых и сильных.
– Не беспокойтесь, пан приказчик, у нас все, как орлы! – ответил Мокеич.
– Посмотрим, давай людей.
– Эге-гей! – крикнул Нестор. – Все сюда!

Подошла вся немалая ватага. Были тут и Ганна с дядьями, которых побили местные водоносы за попытки торговать водой на базаре. Были Данько с Валериком и Вустей. В последний момент появился Леонид Бронников, чем очень обрадовал Вустю.

Помощник Гаркуши осматривал людей и считал:
– 91, 92, 93...

И тут очередь дошла до деда Левка́ и деда Оме́льки.

– Эх вы, старые клячи! – рассмеялся приказчик. – Да вы не то, что работать, есть не сможете!

Дед Левко осерчал и решил доказать, что они ещё ого-го. Он велел Омельке играть на дудочке, а сам принялся танцевать гопака и петь. Начал он бодро, но быстро выдохся – сказалась жара, а ещё скудное питание.

Через пару минут дед Левко зашатался от усталости и упал.

Вустя и Бронников бросились к нему на помощь, подняли.

Нестор и Мокеич не прогнали старика, оставили в ватаге.

– Имейте ввиду, берёте старую клячу на свой счёт, слышите? – крикнул Гаркуша.

– Слышим, сволочь, – ответил Бронников.

Помещики, приказчики и прочие богачи не считали бедняков людьми. Они думали, что простой народ никогда не поднимет голову, не восстанет. Но каждая обида приближала час расплаты.

Новая Аскания, или Аскания-Нова, была образцовым поместьем. Его создали немецкие колонисты. Они проложили оросительные каналы, благодаря чему в жаркой степи выросли дубравы, а пшеница давала небывалые урожаи. В поместье разводили овец, коней и страусов. В наши дни возле посёлка Аскания-Нова действует один из крупнейших биосферных заповедников всего бывшего СССР.

– До чего здесь хорошо! – сказала Вустя, увидев идеально ухоженный парк и клумбы возле огромной барской усадьбы.

– Такое богатство одному человеку – вот это счастье! – с завистью протянула Ганна.

– А то, что от этого богатства пахнет батрацким потом – вы не подумали? – резко спросил Бронников.

Девушки пристыдились, но всё равно не могли глаз отвести от чудного оазиса посреди пустыни. Они хотели погулять в парке, но батракам запретили ходить туда.

Гаркуша выстроил батраков в ряд, велел снять шляпы.

К батракам вышла хозяйка поместья Софья Фа́льцфе́йн – немка, одна из богатейших помещиц Новороссии. Это была властная и строгая женщина. Хотя Софья была далеко не молода, она по-прежнему считала себя неотразимой красавицей. По левую руку от неё шёл Густа́в А́вгустович – старший управляющий, помощник Софьи, тоже немец.

– Здравствуйте, земляки! – громко сказала помещица.

– Здравствуйте! – отозвались батраки.

– Ну как, довольны, что попали сюда?

– Об этом, барыня, ещё рано судить, поживём – увидим, – ответил Мокеич.

– Нам хоч в пэ́кло (*ад), абы було тэ́пло, – по-украински добавил Нестор.

Софья шла вдоль ряда, осматривала каждого батрака. Возле Вусти и Ганны она остановилась. В душе немолодой помещицы проснулась зависть к чистой, юной красоте батрачек:
– Красавиц нужно в верте́п (*здесь – притон), а не в степь. Густав Августович, передайте Гаркуше, что мне нужны крепкие хребты, а не полтавские богородицы!

– Не богородицы, а блудницы! – поправила мать Лукерья, игуменья (*настоятельница) Заднепровского монастыря.

Игуменья почти не отходила от Софьи, пользовалась её покровительством и кушала за её столом.

Густав Августович подозвал Гаркушу:
– Гаркуша, до́ннерве́ттер (*чёрт побери по-немецки)! Зачем набрал красавиц? Мне от них одни неприятности!

– А молодому герру Вальдемару наоборот – одни приятности. Обратите внимание, – Гаркуша указал на паныча.

Густав Августович глянул, как увивается возле красавиц Вальдемар и только рукой махнул.

Вальдемар был наследником Софьи. Это был слабохарактерный и не очень умный молодой человек, который часто влюблялся в служанок.

– Ух ты, какая пикантная! – сказал Вальдемар, протягивая руку к лицу Ганны.

Но девушка ударила его по руке.

Леонтий видел это и чуть не поперхнулся от возмущения:
– Вот дурёха! Могла бы разбогатеть!

Леонид Бронников поступил слесарем в распоряжение мастера Килиге́я.

– Вам привет от Ольги Ивановны, – тихо сказал мастеру Леонид. – Она арестована.

– Потом поговорим. Пошли, – сказал мастер.

Софья взяла Леонтия в кучеры, а Оникия определила сторожем на страусиную ферму. Даньку и Валерика назначили на перебор овечьей шерсти. Всех остальных отправили на работы в степь.

Леонид провожал Вустю.

– За Даньку не беспокойся, я за ним присмотрю, – сказал матрос.

– Спасибо. Счастливо оставаться!

– И тебе счастливого пути. Я к тебе приду, хорошо?

– Хорошо! – улыбнулась Вустя.

Леонтий и Оникий на прощанье насели на Ганну:
– Мы и тебя пристроим в имение, главное не перечь пану!

Ганне было немного завидно, что у Вусти появился парень, а у неё нет. И она решила, что пусть тогда хоть пан Вальдемар за ней ухаживает.

– Хорошо, – сказала Ганна.

– А она не такая и дурная! – обрадовались дядья.

Асканийские овцы мерино́сы славились превосходной шерстью на весь мир. Шерсть эту закупали даже заводы из Америки. Валерик, Данько и другие дети перебирали состриженную с овец шерсть. В овчиннике стояла жуткая жара, а ещё – жуткая вонь.

– Шерсть плывёт через моря-океаны в далёкие страны, там из неё прядут тонкое сукно для панов, – рассказывал Валерик.– Вот и выходит, что это не шерсть, а золотое руно. И оно принадлежит не панам, а тем, кто пасёт овец, стрижёт их, перебирает шерсть...

Валерик говорил всё тише и тише. Глаза его стали закрываться, его пошатывало. Потом, на глазах у всех, он свалился на землю.Он потерял сознание от непривычки к жаре и сильному запаху.– Тётка Варвара! – закричал перепуганный Данько.

Немедленно подбежали приказчик Фридрих и дородная тётка Варвара, старшая среди стригунов шерсти.

– Тащите его отсюда! – раскричался немец.

– Ты не сыпи, а запиши мальчику день работы, – сказала тётка Варвара, поднимая Валерика.

– Как это запиши? – побагровел от злости Фридрих.

– Запиши, говорю! Не то все прекратим работать! – пригрозила тётка Варвара.

Немец сдался, не захотел из-за копеек терять полдня работы всей овечьей фермы.

Тётка Варвара отнесла Валерика к поилке для овец и сказала Даньке, чтобы брызгал на товарища водой.

К поилке подошёл пастух Мануйло со своим стадом – крепкий мужик, много повидавший на своём веку.

– А тебя, стало быть, ни жара, ни вонь не берут? – спросил Мануйло у Даньки.

– У нас козёл в хате живёт, я уж ко всякой вони привык.

– Друг твой в себя приходит. Идёмте-ка в парк, там свежее.

Валерик открыл глаза, но встать не смог, был ещё слаб.

– Так ведь запрещено в парк, – возразил Данько.

– Всему будешь подчиняться – тебе дышать скоро запретят, понял? Пошли!

Мануйло донёс Валерика до ворот парка. У тенистой аллеи бил фонтан. На бортике фонтана сидел садовод Иван Тимофеевич Мура́шко, рядом бегала золотоволосая маленькая девочка, его дочь Светочка.

Пастух попросил Ивана Тимофеевича впустить Валерика, чтобы тот отдохнул в тени у воды. Мурашко разрешил.

Иван Тимофеевич узнал у мальчика, что тот учился в сельскохозяйственной школе, и предложил ему стать помощником садовода.

– Похоже, друг твой не вернётся, – сказал Мануйло Даньке. – Как ты без него?

– В матросы пойду, – важно ответил Данько.

– Ишь ты, – улыбнулся пастух. – А пошли со мной в степь? Там просторно, привольно, и море близко. Будешь подпа́ском.

– Пошли! – обрадовался Данько. – Только сбегаю попрощаюсь!

Бродить по степи возле моря куда веселее, чем сидеть на одном месте и перебирать шерсть.

Леонид Бронников трудился с мастером Килигеем на водокачке.

– Подтяни гайки на сальниках, протекает, – велел мастер, а потом добавил уже тише. – После каховской истории тебя искать будут.

– Дак ведь нас всегда ищут, – усмехнулся матрос.

– Но не нужно, чтоб находили! Я устрою тебя ремонтным мастером в степь, будешь из лагеря в лагерь ездить.

Прибежал Данько. Он прокричал сверху через люк:
– Я в степь иду, к морю с дядькой Мануйлом! Буду и я атаманом!

– Счастливо! – ответил матрос. – Увидишь своих – кланяйся!

– Это кто такой? – спросил мастер.

– Да друзья по Каховке. Слушай, Килигей, там в поле девушка есть, хочу проведать её.

– Хорошая девушка?

– Как степь! – заулыбался Леонид.

– Ну что ж, проведай.

Дед Левко и дед Омелько без работы не остались. Им поручили возить мешки с шерстью в Хорлы́ – портовое село, принадлежавшее Фальцфейнам. Вместо коня им выдали верблюда, который очень медленно передвигался.

– Перца ему что ли натереть в одно место, чтобы хоть немного пробежал? – спросил Левко.

– Не трогай его. Это такой зверь, что заплюёт нас сверху донизу.

– Ишь ты, каким его навыком природа снабдила, – покачал головой Левко.

Повозку остановили два всадника – Гаркуша и один из его помощников.
– А, устроились-таки, старые клячи. Вы украинцы?
– А что?
– А то, что я не могу смотреть, как украинцы на немецких панов работают!
– Какой бы пан народности ни был, нам всё одно противно, – ответил дед Левко.
– Языкаст ты, братец. Куда едете?
– В Хорлы, пан, шерсть везём Америке.

Гаркуша проводил повозку взглядом и сказал:
– Америка, вот это размах – не нашим хуторам ровня! Но ничего, наше время придёт. Все эти земли, овцы, всякие Америки – вот здесь будут!
Гаркуша сжал кулак. Он был одним из националистов, которые мечтали отделить Украину от России. Подобные Гаркуше были уверены, что независимая Украина обязательно станет процветающим государством. Но как показало будущее, они ошибались.

Повозка деда Левка проезжала мимо Вусти и Ганны, которые гребли сено.
– Тебе цидулка (*записка)! – сказал старик и протянул Вусте бумажку.
– Буду в воскресенье, Леонид! – прочитала счастливая Вустя.
– Как там мои дядья? – спросила Ганна.
– Лодырничают. Леонтий барыню возит, Оникий страусам хвосты носит, сторожит.

– От него записка? – спросила Ганна подругу.

– От него! – сияя, ответила та.

Ганне стало грустно. Она была не менее красивой, чем Вустя, так почему за ней никто не ухаживает? Может, не стоит ждать любви, а воспользоваться своей красотой, чтобы пробиться наверх, к богачам?