Степан Разин ч.3 "Дон и Астрахань"

Летом 1669-го года Степан Разин вернулся в Астрахань из каспийского похода. В Астрахани к его войску присоединилось множество беглых мужиков, казаков и стрельцов. Главный астраханский воевода князь Иван Прозоровский, видя такую силу, не выступил против Разина. Наоборот – принял его с почётом и пропустил на Дон.

Страшась прихода Разина, казацкая верхушка закрыла ворота города Черкасска. Это была столица Войска Донского, именно здесь встречали беглых. Ныне же городские ворота закрыли, беглых не пропускали, прогоняли.

Казаки дежурили на стенах и башнях Черкасска и перекликались между собой, по давнему обычаю:
– Славен вольный город Черкасск!

– Славен атаман всея реки великого Дона!

Вдруг из камышей к воротам вышли двое – дед Тарас и Петро.

– Стой! – закричал казак со стены. – По указу атамана всея реки черкасские ворота закрыты для мужиков и холопов беглых.

– Мы плотнички, работные люди. Идём из Кагальника́, там стены строили и на́долбы*. Ищем работу, впустите нас, – сказал дед Тарас.

*Надолбы – врытые в землю столбы, зачастую под уклоном. Укрепления против конницы, в наше время – против транспорта, танков.

Услышав о Кагальнике, на стене появился толстый есаул:
– И что там в Кагальнике?

– А что там? Степан Разин сидит, голый народ к себе собирает. Бояр да домовитых казаков изводить собирается. Для него мы стены да надолбы и строили. Пустите, милостивые атаманы, нас всего 30 человечков, все от страху по камышам попрятались, – ответил дед Тарас.

– Работа для плотников и у нас найдётся. Пустите их, но не больше тридцати голов! – велел есаул.

Ворота Черкасска открылись. Из камышей вышло 30 человек, потом ещё 30, и ещё. Сторожевой понял, что их обманули, но поделать уже ничего не мог, так как все "плотнички" на самом деле были казаками с оружием. Так, без единого выстрела, в сентябре 1669-го года Степан Разин вернулся на Дон.

Разин вошёл в избу Корнея Яковлева, атамана всея реки великого Дона.

– О, крестник, что ж это ты, сколь времени вернулся, а к нам глаз не кажешь? Мы гостям рады! – сказал Корней.

– Не с этой ли радости ворота закрыл? – спросил Степан.

– Больно силён сквозной ветер гуляет, вот и закрыл, – уклончиво ответил атаман.

По велению Разина на площади ударили сполох*, созывая людей.

– Кто сполох ударил? – вскочил Корней.

Яковлев обозлился, что без его ведома созывают людей.

– Ветер сквозной через ворота влетел и ударил, – сказал Разин.

*Бить сполох – поднимать тревогу, созывать людей, стуча по железной пластине.

Разин прошёлся по избе, открыл двери в другую комнатку, а там сидели бояре. Корней спрятал их, когда прослышал о возвращении Разина.

– О чём ведешь разговор с боярами московскими? Они лазутчиками сюда приехали, за мной следить! – рассердился Степан.

– Я на Дону атаман, я с тебя спрашивать буду, не ты с меня! – ответил Яковлев.

– Пойдём у народа спросим, кому атаманить! – предложил Разин.

Вся площадь была забита казаками, в центре оставили круг для выступающих.

– Гей, голытьба донская, мужички беглые! – обратился к людям Степан. – Не можем мы с атаманом Корнеем решить, кому на Дону атаманить! Вам спрос.

В круг вышел беглый мужик в лохмотьях:
– Гляди – один крест на груди остался! Землю воевода забрал, избу за налог взяли, жена и дети померли с голоду. Со всех концов Руси сбе́гли мы к тебе. Скажи нам, поклянись нам, что не переметнёшься к боярам, не выдашь мужиков сирых врагам нашим! Ну, ответь нам, как перед иконой!

Степан Разин ответил:
– Ваши горести – мои горести, ваша судьба – моя судьба! Зову вас – бить бояр, бить дьяков, будем добывать вольную жизнь! Земля будет нашей – казачей, крестьянской!

Слова понравились многим. Беглые мужички поклонились Степану в ноги:
– Веди нас, атаман мужицкий, на бояр и воевод!

– Погодьте! – возмутился Яковлев. – Покуда я атаман!

– Кто со мной пойдёт – двигай налево! – крикнул Степан.

Почти вся площадь перешла налево, это были голытьба да мужики беглые.

И лишь немногие остались на месте – это были домовитые казаки.

Атаманом Дона стал Степан Разин.

– Стенько! – раздался счастливый, взволнованный женский голос. – И меня с собой возьми, сокол ясный!

– Алёнушка! – обрадовался атаман.

Муж и жена крепко обнялись после долгой разлуки.

Разин с есаулами пришли в кабак. Здесь уже сидел Фёдор Шпынь. Он сбежал от Степана ещё в Астрахани, прибыл в Черкасск в одиночку.

– Пошто с Астрахани ушёл? – спросил Степан.

– Зря дело с мужиками затеял. Против Дона идёшь! Сомнут тебя, матёрые сомнут. Верно говорю, брат названный! – молвил Шпынь.

– Грозишь мне? – в гневе вскричал Разин.

Атаман ударил Фёдора. Тот упал, тут же вскочил и схватился за саблю...

Но достать саблю ему помешал вошедший казак – широкоплечий силач Василий Ус. Донской казак Василий Ус стал одним из предводителей восстания. Силач вышвырнул Шпыня из кабака и представился Степану.

– Не сам я пришёл, – сказал Ус, – со мной тысяча мужиков бедовых, с сабельками!

Есаулы расселись, взяли в руки чары с вином и водкой.

– Толковать будем, как поход зачинать, – молвил атаман. – Как идти – через Воронеж по Дону али степью? А может старым путём – станицами к Астрахани, а потом по Волге?

Поднялся Лазунка, уплетающий кулеш прямо из горшка:
– Отгадайте, браты, загадку. Где ширь, где раздолье, где места знакомые и берега зелёные?

– На Волге! – закричали есаулы. – Волгой и пойдём! Астраханью!

Атаман согласился с решением есаулов. Когда все поутихли, он сказал Ивашке Черноярцу:
– Иди в Астрахань и возьми с собой мою жену. Опасно ей здесь оставаться, домовитые на ней злобу выместят. Спрячь её у Чехмаза-стрельца. Приход наш приготовь, весной двинемся.

– А ты, Лазунка, в Москву пойдёшь. Дело хитрое есть для тебя, – сказал атаман боярскому сыну.

Степан отправил Лазунку, чтобы он разведал обстановку в царском войске, а заодно рассказывал всем про замыслы Степана.

Наступила весна 1670-го года. Алёнка, она была на сносях, и её подружка Дарья шли по астраханским улицам в храм на службу. Били колокола, народ шёл нарядный.

– Что ныне за праздник? – спросила Алёнка у Дарьи.

– Не знаю. А вон гонец идёт, сейчас объявит, – ответила Дарья.

Гонец стал посреди площади и зычно объявил:
– Приехал к нам большой государев человек! Зовёт всех в храм, разговор вести о воровском атамане Стеньке Разине! Тот, говорят, уж Царицын взял и тысячи мужиков за собой ведёт!

В церкви было не протолкнуться, стояли молча. Старенький священник обратился к прихожанам:
– Вор Стенька Разин поднял руку на государя и мужиков подбил. Ныне предаём ана́феме* и проклятью вечному атамана, холопьев беглых и казаков-воров! Кара та и тех постигнет, кто пошёл и впредь пойдёт с ним!

*Анафема – изгнание, отлучение от церкви, проклятие. Слово также использовалось как ругательство.

Другой священник – молодой, тучный, запел анафему. У него был густой, зычный и страшный бас.

– Лучше б не родиться ему на свет божий! – воскликнула в ужасе женщина, стоявшая рядом с Алёнкой.
Казачка и сама испугалась чуть не до смерти. Она была верующей, для неё и для большинства людей того времени придание анафеме значило, что человек попадёт в ад. Но Алёнка так сильно любила мужа, что готова была и в ад за ним пойти.

Алёнка вышла на крыльцо. Неподалёку стоял Киврин. Боярин смотрел в другую сторону и не видел жену Степана. Стрельцы вели по улице связанных Чехмаза и Ивашку.

– Сюда их! – крикнул боярин. – Супротив царя пошли? Воры!

– Сам вор! – ответил Ивашко. – Царёва собака! Погоди, ужо соколы налетят!

– Не налетят, обрежем крылья! Воров под крепкие замки, буду с ними говорить! – велел Киврин.

Дарья вышла к подруге и как раз увидела, как Чехмаза и Ивашку повели в темницу.

– Что делать-то будем? – распереживалась Дарья.

– Пойдём, есть у меня задумка, – ответила Алёнка.

Казаки Разина ночью подкрались к Астрахани, но не нападали. Они ждали, что на рассвете Ивашко Черноярец подаст им знак. Они ещё не знали, что Ивашку бросили в темницу. План по захвату Астрахани оказался под угрозой срыва.

Но на выручку к Ивашке и Чехмазу пришли Алёнка и Дарья. Девушки шли с кувшином хмельного кваса и распевали весёлые песни, будто они выпившие и идут с доброй гулянки.

Стрельцы, охранявшие темницу, увидели подруг и позвали их:
– Эй, девки, час ночи уже! Что в кувшине?

– Квас медовый со хмелем! – рассмеялись девушки.

– Коли квасок, так дай хлебнуть разок!

Девушки со смехом налили квасу всем троим стрельцам. Те и не догадывались, что в квасе было сонное зелье. Двое стражников сразу и уснули.

А третий был очень крепкий – пил, но не засыпал. Пришлось Алёнке поманить его за собой и увести от ворот темницы.

Дарья нашла у стрельцов ключ и выпустила Ивашку Черноярца, Чехмаза и ещё одного стрельца. Сама девица вышла последней. Она увидела боярина Киврина со стрельцами.
– Алёна! Алёна! – кликнула Дарья.

Но казачка была далеко и не услышала. Пришлось Дарье удирать.

Киврин увидел открытую дверь и рассвирепел.

Но тут на глаза ему попалась Алёнка. Хмельной стражник ухватился за её сарафан и она никак не могла отцепиться от него. Боярин подбежал и схватил девушку:
– Вот радость мне, благодаренье богу! Дивно, где свидеться пришлось. Стрельцов этих пытать до смерти. А с жёнкой пойдём по душам говорить. Воеводе передай, что волк близко от волчицы!

Ивашко велел Чехмазу:
– Всех стрельцов, которые с нами, к Троицким воротам приведёшь. Как рассветёт, отворяйте ворота!

Киврин в подвале астраханского кремля допрашивал связанную Алёнку.

– Был сатана, жёнка, и спорил с богом, и бог вверг его в генну огненную! – стращал боярин казачку.

– Ты и есть тот сатана! – храбро ответила Алёнка.

– Тот сатана – твой муж! – рассердился Киврин. – Ибо восстал на государя, помазанника божья! А кто есть родной сатане, тот и мысли сатанинские ведает. Говори, воровская жёнка, в кой день ждёшь в Астрахани мужа?

Алёнка молчала.

– Молчишь, птица? Ничего, я развяжу тебе язык. Палач, неси мне щипцы раскалённые, стяни с неё кофту, открой грудь!

Палач достал из огня раскалённые докрасна щипцы...

На рассвете стрельцы распахнули Троицкие ворота. Степан Разин повёл казаков в город.

Почти все стрельцы перешли на сторону восставших. Они привели на площадь дьяков, поставили их на колени.

На площадь пришёл атаман.
– Ну как, стрельцы-молодцы? – весело спросил Степан.

– Живём! – засмеялись, зашумели в ответ стрельцы.

– Володский, возьми дьяков, сходи в приказную избу и перепиши всех городских людей, кто крепок и сражаться может. Товары купеческие неси в амбары. И передай крестьянам и голытьбе городской, что отныне они будут пахать боярские земли для себя! – молвил атаман.

Площадь взорвалась радостными криками.

Петро доложил атаману, что нашли Алёнку. Разин тут же помчался к жене. Обессиленная, запытанная Алёнка лежала на лавке. Увидев мужа, она вся осветилась, потянулась к нему:
– Радость моя, Степанушка! Дай поцелую тебя, голубь мой! Всё прошло, всё кончилось. Огнём калёным погубил меня старый мертвец, сатана царская. Пусть и моё уродство горит у тебя на сердце. Пусть моя кровь сольётся с кровью загубленных боярами...

Алёнка умерла. Чёрное горе, смертная тоска залили душу Степана Разина без остатка. Долго сидел он молча, а потом молвил:
– Готовьте плаху*, соколы. Чехмаз, сымай кафтан, бери в руки топор.

*Плаха – большая колода для рубки голов и помост, на котором совершалась казнь.

На площади Астрахани приготовили плаху. Собрался народ. Петро вёл боярина Киврина. Тот шёл спокойный, а потом увидел плаху и палача с топором и закричал, как безумный:
– Кто меня судит? Сплю я или нет?

– Не спишь, так будешь спать! – ответил Петро.

Петро поставил боярина на колени, а его голову уложил на плаху. Чехмаз замахнулся большим палаческим топором и одним ударом отсёк Киврину голову.

Боярин обрёк на позорную смерть сотни человек, и сам закончил тем же.

Почти вся южная Русь оказалась в руках Степана Разина. Царь Алексей Тишайший не на шутку испугался. Восстание угрожало не только его жизни, но и династии Романовых, и монархическому строю в целом. В Москве и других больших городах собиралось несметное войско на Степана Разина.